МОСТОВОЙ Алексей Семёнович, 1909 г. р. в с. Прасковея. Гвардии рядовой, погиб  и похоронен 21.02.1945 г. на мызе ( хуторе) Орданга Латвийской ССР.

63 гвардейская стрелковая дивизия в составе 6 гвардейской армии 2-го Прибалтийского фронта в феврале 1945 года принимала участие в ликвидации Курляндской группировки немцев. Ликвидация началась в конце сентября 1944-го после взятия Риги и выхода советских войск к Балтийскому морю в районе Мемеля (Клайпеды), когда немецкая группа армий «Север», более 30 дивизий, оказалась отрезанной от основных сил и прижатой к морю, и завершилась сдачей немцев лишь после объявления о полной капитуляции 8 мая 1945 года. Войскам I Прибалтийского фронта под общим командованием Баграмяна было оставлено для блокирования немецкой группировки минимально необходимое количество войск и поставлена задача сдерживания наиболее возможного количества немецких войск в Курляндии. При этом морская и воздушная связь немцев с «большой землёй» не прекращалась. Фронт за полгода продвинулся незначительно.
Непрерывные попытки наступлений советских войск на сложной болотистой местности при ограниченном количестве живой силы и других ресурсов (в частности, топлива) приводили к большим потерям наших войск. Одна из попыток была предпринята войсками фронта 16 февраля 1945 года.

Главная группировка фронта, состоявшая из 6-й гвардейской армии и части сил 51-й армии, перешла в наступление 20 февраля. Удар был нанесен в направлении на Лиепаю с ближайшей задачей ликвидировать противника в районе Приекуле и овладеть рубежом реки Вартава. Подготовка наступления сопровождалась крупными преобразованиями в управлении советских войск. I-й Прибалтийский фронт был упразднён. Войскам II-го Прибалтийского были переданы некоторые силы III-го Белорусского, в т.ч. 63-я гвардейская стрелковая дивизия влилась в состав его 6-й гвардейской армии.
Поэтому день 20 февраля не был обычным днём на передовой. Это был первый день нового большого наступления.

<

О привлечённых к наступлению силах говорит то обстоятельство, что 70-й отдельный медсанбат дивизии, принимал раненых не только своей дивизии, но также нескольких отдельных штурмовых батальонов, истребительного противотанкового полка, тяжёлой пушечной артбригады, минполка, 2-х зенитных артполков… Всё это силы для прорыва, сосредоточенные в полосе наступления дивизии или вблизи неё.
Потери дивизии за неделю боёв с 20 по 26 февраля  были значительны, свыше 405 человек погибшими и умершими от ран в медсанбате. Наивысшие потери убитыми – в первый день наступления, далее – всплески при последующих попытках его развить.

Почти всех убитых в ходе многодневных боёв, продолжавшихся и в первой декаде марта, солдат и сержантов хоронили у мызы (хутора) Орданга. В донесениях некоторых частей уточняется – в фруктовом саду. Офицеров – на дивизионном кладбище в Вайнёде, медсанбат принимал раненых и хоронил умерших от ран в 1 км севернее хутора Абелниеки.
Вот он на карте 1927-го года тот самый фруктовый сад около усадьбы Орданга.

По официальным сведениям, позднее  было перезахоронение погибших в х. Орданга на огромном мемориале в городе Приекуле.

 В том же фруктовом саду был похоронен отец журналиста Александра Александровича Полещука, воевавшего в 28-м отдельном штурмовом батальоне. Далее – его рассказ о поездке к месту захоронения в 60-е годы. Рассказ очень точно воспроизводит, кроме прочего, уровень знаний представителями власти на местах бывших боевых действий, о последующих перезахоронениях, состоянии документов, подходы власти к поискам сведений об истинных местах упокоения воинов.

Выдержка из произведения А.А. Полещук "Фруктовый сад военного времени". Входит в сборник произведений "Перемена мест"., 2006 г.

В середине 60-х годов я и однокурсница по факультету журналистка Галя (будущая жена) отправились в Латвию на поиски могилы моего отца. Со мной была похоронка — четвертушка серой бумаги, где указывалось место погребения техника-интенданта I ранга Полещука Александра Ильича: Латвийская ССР, Либавский уезд, МЗ Орданга, фруктовый сад. Не понятное «МЗ» давно не давало мне покоя, и я надеялся, что смогу наконец расшифровать значение буквенного сокращения.

В Лиепае, прежней Либаве, мы легко разыскали военкомат. Пожилой майор, которому, видимо, было поручено заниматься розысками погибших, вынес откуда-то несколько толстых книг в самодельном переплете. С замиранием сердца отыскал я том с буквой «П». Ближе и ближе нужное сочетание первых букв — и вот первые Полещуки предстали моим глазам. «Первые», потому что в этом мартирологе значилось больше десятка однофамильцев отца — а ведь фамилия наша не из распространённых. Встречались среди них и тёзки, но не было того, кто значился в похоронке.

Майор не удивился:

— Считается, что на территории района погибло около четырнадцати тысяч наших военнослужащих. Известны фамилии шести тысяч… Здесь страшная мясорубка была, Курляндский котел — может, слышали? Немцев прижали к морю и блокировали. Основные силы наших ушли на Кенигсберг, а здесь был приказ: жёсткая оборона. Что это значит? Сегодня продвинулись на километр, взяли высотку, завтра немец ее отвоевал, послезавтра опять всё повторяется… И так больше года: туда-сюда, бои местного значения, а жертв — масса. Кого-то не успевали похоронить, документы пропадали… Потому вот и завели дополнительную книгу: когда люди сообщают — заносим новую фамилию…

И майор вписал чётким командирским почерком Полещука Александра Ильича, 1912 года рождения, в дополнительный список. Он до обидного просто расшифровал таинственные буквы «МЗ»: «Место захоронения». Но что такое Орданга, не знал и посоветовал отправиться в городок Приекуле, возле которого несколько лет назад организовали большое воинское кладбище. Туда свезли все захоронения военного времени, обнаруженные в районе.

— Так что ваш отец там, — подытожил майор.

Кладбище поразило масштабами. Обрамлённые камнем вытянутые прямоугольники братских могил уходили далеко к лесу. Над рядами могил возвышалась гранитная скульптура: воин, опираясь на меч, склонил голову над вечным упокоением своих товарищей. Повсюду было столько цветов, что кладбище издали казалось огромным пёстрым ковром.

И всё-таки я хотел отыскать место, указанное в похоронке, хотел ступить в пределы того земного пространства, где мой отец сделал свои последние шаги и где 21 февраля 1945 года отлетела в небо его душа…

Местные люди указали нам направление, и мы отправились на поиски Орданги. Пустынный просёлок, начавшийся за городом, нырял с увала на увал, и в том же ритме показывались и пропадали из поля зрения хутора с громадными крытыми дворами, перелески, клочки полей и новые увалы. С удивлением разглядывали мы снопы, составленные в суслоны, конную жнейку, стрекотавшую и махавшую крыльями в отдалении — реликты, не известные в наших краях. Хозяева хуторов, с трудом понимая нас, не знали никакой Орданги. Дело шло к вечеру, и нам становилось ясно, что наш поход не удался, и что завтра надо будет снова возобновлять поиски. Но тут, как в сказке, возник перед нами добрый вожатый, мужчина лет пятидесяти, вывернувший откуда-то сбоку на дорогу.

— Тут жил раньше немецкий баран, — сообщил он в ответ на наш вопрос. — Подумал и поправил себя: — Немецкий барон. У него было имение Орданга. Дом большой, вокруг фруктовый сад. Дом в войну разбили и сожгли, сад тоже не сохранился. Осталось несколько братских могил и каменный знак. Случайный попутчик, оказавшийся, впрочем, литовцем, хорошо знал здешние края и скоро привёл нас на место, сам же отправился дальше.

Имение Орданга представляло собой несколько искорёженных одичавших яблонь, затянутый ряской пруд да в беспорядке разбросанные грубо отёсанные камни: очевидно, остатки фундамента баронского дома использовались для сооружения обелиска.

Мы молча бродили между камней по неровной поляне, среди затянутых травой ям, гадая, являются ли они следами окопов или следами поиска останков погибших, когда их свозили на кладбище в Приекуле. Я пытался представить себе тот последний для отца день, но ничего, кроме сцен из кинофильмов, мне в голову не приходило.

На следующий день мы покинули Приекуле, и больше я не был там никогда…

Что там сейчас — не знаю. Стоит ли, как прежде, скорбящий воин на братском кладбище, цветы или же дикие травы расстилаются над костями солдат — неведомо. Наверное, уже никто не помнит Ордангу и её владельца. А может быть, напротив: всё поменялось, имение восстановлено, Орданга снова стала цветущим фруктовым садом, и хозяева постарались забыть о том, чем она была когда-то.